© Позднов М.С.

                    Условия эффективности общепредупредительного

       воздействия (ОПВ) смертной казни (ГИПОТЕЗА СДЕРЖИВАНИЯ) .

 

       Смертная казнь часто находится в таких условиях, которые не позволяют проявиться ощутимому влиянию на субъектов общего предупреждения. Однако утверждения о том, что смертная казнь в принципе не может обладать криминологическим значением, антинаучны и уже давно опровергнуты. На повестке дня давно стоит совсем другая проблема – о допустимости использования смертной казни в качестве средства на пути к несомненно благой цели – охране и защите  общества и человека. Тем не менее стоит рассмотреть некоторые вопросы эффективности смертной казни.

 

    Критерий неотвратимости.

 

     Даже самым последовательным противникам смертной казни не приходит в голову критиковать её вне зависимости от конкретных показателей практики применения высшей меры наказания. Н. Таганцев в выступлении по поводу рассмотрения вопроса об отмене смертной казни заявлял : «Стоит сопоставить в какой угодно стране количество совершенных убийств с числом последовавших и действительно исполненных приговоров, чтобы сказать, что применение смертной казни к преступнику, учинившему деяние, ею угрожаемое, - это 1 шанс на 100. Вот довод, на основании которого я говорю, что смертная казнь средство нецелесообразное, а потому и вредное»[1].  Российский ученый В. Никонов, занимающийся проблемами ОПВ уголовных наказаний, в главе о смертной казни осторожно замечает: «Распространенность применения той или иной меры для обнаружения соответствующего эффекта играет далеко не последнюю роль».[2] Поэтому при интерпретации результатов исследований, большинство из которых приходит к выводу об отсутствии криминологического влияния смертной казни необходимо иметь ввиду, что в них оценивается не ОПВ смертной казни вообще, а конкретного правового института, данные о котором не позволяют дать каких-либо окончательных выводов. Не существует ни одного доказательства того, что смертная казнь не обладает по своей природе потенциальным сдерживающим эффектом  Однако, по результатам таких исследований многие пытаются сделать вывод о необходимости отмены смертной казни, забывая о том, что смертная казнь не самоцель, она существует как фактор влияния на количество и качество тех или иных преступлений. Используя пример с пипеткой[3], можно сказать, что узнав о невозможности с помощью пипетки потушить пожар, они призывают перестать вовсе тушить пожары, надеясь на их самоликвидацию, хотя здравый смысл подсказывает использовать для тушения хороший брандсбойдт.

     Таким образом, совершенно прав Н. С. Таганцев, когда говорит, что сдерживающее влияние «может иметь не отвлеченная возможность смертной казни, а её реальная необходимость, а это обстоятельство и забывают защитники смертной казни»[4]. Поэтому по вопросам ОПВ смертной казни лучше всего обращаться к противникам этой меры. Какое же значение имеет абстрактная возможность смертной казни? Ровным счетом никакого. В.Е. Квашис приводит данные американского психиатра, который обследовал 145 осужденных за убийство, и ни один из них не думал, что может быть приговорен к смертной казни[5].  Что может быть проще критиковать смертную казнь, которую никто не боится?

      Неотвратимость наказания, как правило, противопоставляется его строгости. Обычно о смертной казни говорят словами Беккариа: эффективна не жесткость наказания, а его неотвратимость. Очевидно, имеется ввиду неотвратимость «мягкого» наказания, а не неотвратимость собственно смертной казни. Хотя смертная казнь и не наказание, она для выполнения стоящих перед ней задач также должна отвечать критериям неотвратимости. О преимуществах смертной казни перед различными, пусть даже неотвратимыми, наказаниями будет сказано чуть ниже, а сейчас рассмотрим механизм обеспечения неотвратимости. Неотвратимость складывается из нескольких элементов.

1.    Высокая раскрываемость соответствующих преступлений.

Лучше, конечно, предотвращать преступления чем их потом раскрывать. Однако раскрываемость преступлений является важнейшим условием их предотвращения. В идеале раскрываемость должна быть 100-процентной. 100-процентная раскрываемость понимается как обнаружение каждого совершенного преступления со всеми значимыми криминологическими признаками, в том числе и установление субъекта преступления. Сюда же относится выявление скрытых (латентных) и распознание неявных преступлений. Минимально допустимый уровень раскрываемости для поддержания эффективного ОПВ смертной казни определить сложно, он зависит и от других условий, но ясно, что обнаруживаться должно не меньше 80-90 процентов преступлений данной категории. Время раскрытия также играет важную роль : большинство преступлений должно обнаруживаться в максимально короткие сроки после их совершения, в такие же сроки должны быть разысканы причастные к ним лица (конретные сроки можно сообщить только при анализе конретной практики). Как осуществить эти условия, – это тема других научных исследований, - высокая расрываемость вполне осуществима. Разумеется, никто не призывает к насаждению тоталитарных методов. Следует лишь пересмотреть политику предоставления государством огромной форы преступности, т.е. пересмотреть правила игры, похожую на «кошки-мышки.

2.    Минимизация временного промежутка между

 совершением  преступления и исполнением приговора.

      Никто не сомневается, что время между совершением преступления и поимкой преступника должно быть как можно меньшим. Здесь, как правило, действуют объективные причины, поэтоиу сокращение этого промежутка достижимо лишь комплексными средствами. Другое дело, время между арестом и приговором и между приговором и его исполнением. Эти периоды в большинстве случаев неоправданно растягиваются на годы, «подавляя» сколь либо значимый общепревентивный заряд при исполнении приговора. Поскольку акция смертной казни носит разовый и моментальный характер, особенно важно иметь перед глазами причину, вызвавшую её к жизни. Исполнение приговора должно следовать немедленно после вступления его в законную силу, иначе с каждым следующим месяцем смертная казнь будет терять своё общепредупредительное значение. Очевидно, что при таких сроках пребывания в «камерах смертников» как в США ( 5-10 лет), говорить о сдерживающем эффекте смертной казни не представляется возможным. Без отрицательных последствий возможно и проведение быстрого и полного расследования. 

 

3.    Субъективная уверенность в неотвратимости.

    Необходима налаженная информационная связь между реальной неотвратимостью реагирования государства на преступления и сознанием каждого адресата общего предупреждения. Если лицо сомневается в неотвратимости или уверено в своей безнаказанности, даже безупречная система государственного реагирования оказывается абсолютно бессильна. Для формирования субъективной уверенности индивида в неотвратности отрицательных последствий своих преступных деяний нужны следующие условия :

        а) Действительное, а не мнимое эффективное государственное реагирование. Конечно, государство может создать дезинформацию неотвратимости, где совершаются и наказываются несуществующие преступления и преступники, «понарошку» осуществляются казни (миф об урановых рудниках) и другие наказания, но в случае её разоблачения возможны куда более негативные последствия.

        б) Освещение в средствах массовой информации. Наилучший вариант, когда информация о совершенном преступлении проходит одновременно с информацией об исполнении приговора. Освещаться должны факты ареста, осуждения и казни как можно большего числа преступников. Допустимо при сохранении непубличности исполнения приговора сообщать о подготовительных и заключительных мероприятиях до и после акции смертной казни. 

        в) Правовая пропаганда. Реализуется через средние общеобразовательные учреждения, учреждения, исполняющие наказания, семинары и конференции.

        г) Практика амнистий и помилований не должна давать предварительной надежды на избежание той или иной реакции государства. Повальное помилование в России в 90-х годах при наличии смертной казни в законодательстве заведомо давало индульгенцию всем соответствующим преступникам.

 

4.    Абсолютно-определенные санкции со смертной казнью.

       В законе должны быть максимально точно прописаны криминологические характеристики преступления и преступника, которые будут исключать любые другие кроме смертной казни меры реагирования. В этом смысле смертная казнь будет являться исключительной мерой. Тем не менее наличие особых обстоятельств и здесь может позволить не применить смертной казни. За основу можно принять следующий примерный перечень преступлений (сюда относится не только убийство, ибо в настоящих условиях вводить смертную казнь только за убийство все равно, что затыкать пробоину на борту корабля, у которого оторвалось днище) :

1)    убийство, кроме «привилегированных» составов;

2)    причинение тяжкого вреда здоровью с заранее обдуманным умыслом;

3)    бандитизм, разбой при отягчающих обстоятельствах (далее – при ОО);

4)    умышленное тяжкое или особо тяжкое преступление, совершенное участником огранизованной преступной группы в рамках профессиональной специализации ОПГ либо иным лицом по заданию ОПГ;

5)    организация, руководство, активная поддержка организованных преступных групп, сообществ;

6)    фальсификация доказательств по уголовному делу при ОО, вынесение заведомо неправосудного судебного приговора;

7)    терроризм, диверсия, захват заложников при ОО;

8)    мародерство, насилие над населением в районе боевых действий;

9)    насилие при ОО, совершаемое в местах лишения свободы и в местах прохождения военной службы;

10)умышленная фальсификация итогов выборов в высшие органы государственной власти и результатов всенародного референдума.

   Таким образом исключается несправедливое усмотрение, когда возможна дискриминация или привилегии для разных социальных групп и кланов. А что касается неоднородности преступлений, так смертная казнь не возмездие и не осуществляется посредством талиона («око за око»). Лицо, достоверно знающее о том, что оно необходимо подвергнется смертной казни и обдуманно совершающее вышеперечисленные преступления, осуществляет свое право на жизнь, т.е. распоряжается ей по собственному усмотрению.

       

                                       Критерий преимущества                                                                  

 

     Возникает вполне резонный вопрос : если критерий неотвратимости применить к различным наказаниям, то не будет ли эффект ОПВ таких наказаний равняться или даже превышать эффект ОПВ смертной казни? Без доказательства криминологического преимущества смертной казни над наказаниями  сдерживающий эффект оказывается недостаточным аргументом в её пользу и делает бессмысленным её существование.  Следовательно для оправдания применения смертной казни необходимо отсутствие АЛЬТЕРНАТИВЫ, в случае же нахождения такой альтернативы смертная казнь подлежит изгнанию из уголовных законов.  

     ПЛС. Обычно альтернативой смертной казни представляют такой род наказания как лишение свободы, особенно такой его вид как пожизненное заключение. Начнем с пожизненного лишения свободы (ПЛС). Одна группа «альтернативщиков» считает ПЛС наказанием пострашнее смертной казни. Поэтому даже тем осужденным, кто просит себя расстрелять, они готовят вечные муки жизни. На утверждения этих аболюционистов о том, что пожизненное лишение свободы «ужаснее» чем смертная казнь, А. Кэмпбелл в одном своем эссе ограничился напоминанием одной известной басни Эзопа. Бедняк тащил на своих плечах груз, прогибаясь под его весом. Вконец утомленный и истощенный, он бросил бремя с плеч, сел у обочины и громко стал звать Смерть, чтобы избавиться от невыносимых страданий. Внезапно над ним наклонилась тень, которая помахивая косой, зловеще спросила  : «Что ты хочешь от меня»?.  «Уважаемая Смерть! -  дрожа от страха, молвил бедняк, - я только хочу, чтобы ты помогла мне взвалить эту связку палок на плечи». 

      Вторая группа является, видимо, сторонниками теории обезвреживания. ПЛС, говорят они, надежно изолирует преступника и не дает ему совершать новых преступлений не хуже смертной казни, поэтому общество будет чувствовать себя в безопасности. Здесь можно не вспоминать о случаях побегов и убийств сокамерников и персонала, возможного изменения законов или мнений политиков, достаточно просто спросить : а кому это нужно? Не случайно многие специалисты по этой проблеме также не видят смысла в пожизненном заключении: «ни наука ни практика не дают ответа на вопрос: во имя чего пожизненно содержать в заключении человека?»[6]. В общем-то обезвредить человека можно и не заключая его за решетку, например, ампутировать 3-4 конечности или удалить часть органов чувств. Также теории этих аболюционистов не дают ответа на вопрос, что делать, например, с террористом, если есть основания предполагать, что для его освобождения будут совершаться теракты, захваты заложников и пр. Таким образом, поскольку смертная казнь существует не во имя обезвреживания, в этом плане ПЛС её не альтернатива.

     Третья, самая «продвинутая» группа утверждает, что пожизненное заключение имеет общепредупредительное значение не меньше, чем смертная казнь, и сдерживающий потенциал обоих мер одинаков. В принципе они правы, значение эффекта ОПВ и того и другого размещается где-то в области нуля, однако следуя нашей гипотезе сдерживания, смертная казнь будет иметь огромное преимущество перед лишением свободы, пусть даже пожизненным. Связано это вот с чем.  Смертная казнь и ПЛС в одинаковой степени являются объектом внимания так называемого рационального преступника. Такой преступник, оценив шансы быть подвергнутым той или иной мере как реальные, воздержится от совершения деяния, независимо от того, грозит ли ему ПЛС, либо грозит ему смертная казнь (из этого правила, конечно, есть исключения, но сейчас они нас не интересуют). Только на таких рациональных преступников и рассчитаны утверждения о заменимости смертной казни пожизненным лишением свободы. Нельзя сказать, что сторонники альтернатив смертной казни забывают о «нерациональных» преступниках, наоборот о них говорят, как об ещё одном мощном аргументе против смертной казни.  Дескать, смертная казнь потому не является сдерживающим фактором, что большинство убийств происходят «по пьяни», в ссоре, «в пылу горячки» и на прочей бытовой почве, когда преступник даже и не думает о каком-либо наказании. Все, конечно, понимают, что замена смертной казни на ПЛС не заставит таких «бытовиков» больше думать о наказании, поэтому эти «нерасчетливые» убийцы вообще выпадают из под действия общей превенции.  Вот именно в сфере предотвращения необдуманных убийств смертная казнь в силу особенностей своей природы имеет громадный потенциал, которого нет у других мер уголовно-правового воздействия.

       Не зря выше так много говорилось о неотвратимости. Неотвратимость лишения свободы или ПЛС недостаточны для сдерживания абсолютного большинства убийц. Даже если во время порыва к убийству преступник будет знать о неминуемом лишении свободы, другие мотивы отодвинут на второй план это знанпе. Другое дело – неотвратимость смертной казни. Знание о неминуемой смертной казни при появлении условий для возможного причинения смерти другому человеку пробуждает присущий каждому инстинкт самосохранения. Инстинкт самосохранения срабатывает независимо от степени опьянения, умственного развития, формы протекания агрессии и прочих обстоятельств. Неслучайно даже в самом глубоком гипнозе человека нельзя «запрограммировать» на самоубийство – не позволяет упомянутый инстинкт. Тоже самое и тяжелейшее алкогольное и наркотическое опьянение – подсознание всегда может вмешаться в неконтролируемые сознанием поступки человека. Но просто так инстинкт не проявится, для его действия нужна та реальная абсолютная неотвратимость смертной казни, о которой говорилось ранее. 

       Таким образом, первое положение гипотезы сдерживания заключается в том, что при максимальной неотвратимости и максимальной аппликации смертной казни мощным ограничителем социального поведения индивида становится инстинкт самосохранения (некрофобия). Следовательно, зависимость между таким институтом смертной казни и уровнем убийств становится функциональной :  насколько понизится надежда на избежание смертной казни, настолько понизится уровень соответствующих преступлений. Соответственно, абсолютное число убитых, взаимодействуя с числом казненных, будет стремиться к тому минимуму, который определяется уже теми факторами, нейтрализация которых не удалась силами только смертной казни (а при их отсутствии убийства будут совершаться лишь самоубийцами и душевнобольными).

       О значимости общепредупредительного эффекта можно будет судить по разности сумм среднего числа убитых и казненных в календарный период, предшествующий аналогичному календарному периоду, в котором реализуется гипотеза сдерживания, и числа убитых и казненных в последнем периоде. Например, результат (40 000 тысяч убитых + 0 казненных в прошлый год) -(10 000 тысяч убитых + 5 000 казненных в текущий год) означает 25 тысяч сохраненных жизней жителей России и десяток тысяч неиспорченных судеб потенциальных убийц, которые в отсутствие весомого ограничителя попали бы в колонии и тюрьмы, чтобы по выходу из них убить еще сколько-нибудь людей и т.д.  Конечно, положительное значение этой разности будет оправдывать применение смертной казни даже несмотря на количество казненных, но при благоприятных обстоятельствах и комплексном решении других негативных факторов, число казненных в год будет составлять 100-1000 чел., около соответствующего числа убийств. 

  

 Крах системы лишения свободы.  Давно назрела необходимость признать, что лишение свободы как вид уголовного наказания показало свою полную несостоятельность. Окончательное банкротство этой системы наступило после увеличения числа обитателей мест лишения свободы, которое обусловило качественные изменения в существовании этого вида наказания. Если система ГУЛаг ещё находила свое оправдание в действительно нужном экономическом строительстве, то нынешнее чудовище перемалывает в своих жерновах миллионы людей только потому, что математическая «нашинковка» сроков формально очень хорошо подходит для индивидуализации наказания, для видимости некоего соответствия между преступлением и наказанием. 

    Лишение свободы не только калечит судьбы сотен тысяч людей, но и является неутомимым поставщиком кадров преступности, а соответственно средством расправы с добропорядочными гражданами, на деньги которых и существует этот монстр. Известный мыслитель П.А. Кропоткин, на своей шкуре испытавший сущность лишения свободы, писал в то время, когда в тюрьмах сидело в 10 раз меньше народа, чем сейчас в РФ (при схожей численности населения) : «Тюрьмы не только не устрашают заключенных и не исправляют их, но, напротив того, они толкают их на новые и худшие преступления, так как делают их более неприспособленными к жизни общественной, усиливают в них неохоту или даже ненависть к правильному труду». Поэтому, «тюрьма – есть университет преступности».[7]  В. Лунеев в настоящее время констатирует : «В местах лишения свободы зарождается ядро будущей ОПГ».[8] Выходцы из мест заключения, особенно несовершеннолетние, нередко вовлекают в преступную деятельность множество других лиц.

    Еще более определенно высказался о тюрьмах Л.Н. Толстой, и его слова подошли бы замечательным эпиграфом к любому научному исследованию о лишении свободы. Места лишения свободы это «нарочно выдуманные учреждения для произведения сгущенного до последней степени такого разврата и порока, которого нельзя было достигнуть ни при каких других условиях, с тем, чтобы потом распространить в самых широких размерах эти сгущенные пороки и разврат среди всего народа»[9].

    Общепредупредительным значением лишение свободы также не обладает. В. Никонов после проведения статистического анализа совершенно справедливо отмечает : «Общепредупредительное значимое влияние на уровень преступности со стороны лишения свободы отсутствует и вряд ли можно ждать его появления даже при изменении социально-экономических условий в лучшую сторону»[10].

    А частное предупреждение или исправление? Как бы не так. Считается, что уровень рецидива среди осужденных составляет около 30 %. Но это относится ко всем осужденным, а не только к осужденным к лишению свободы – среди них рецидив ещё выше. Кроме того, не стоит включать в такую статистику рецидива неосторожных преступников, тяжело больных, старых и других осужденных, которые и так вряд ли бы стали совершать новые преступления. Осталось только вспомнить, что криминологическое понятие рецидива шире чем уголовно-правовое (учитывается рецидив бывших несовершеннолетних, рецидив после погашения судимости и др.), что есть фактические рецидивисты, которые просто не попадаются, и можно с уверенностью сказать: рецидив преступников, совершивших т.н. «абсолютные преступления» (т.е. убийства, тяжкий вред здоровью, изнасилования, бандитизм, разбой, кражи и т.п.) и осужденных к лишению свободы, составляет около 90-95%, причем многие из рецидивистов не совершили бы новых преступлений, если бы не особенности нашей системы лишения свободы. Весьма неплохо для уголовного наказания, занимающего доминирующее положение в репрессивной системе государства!

   Лишение свободы - наказание довольно молодое, которое завоевало популярность не своей эффективностью, а беспрекословному подчинению абсолютизированному принципу соответствия преступления и наказания. Такой подход заботится лишь о внешнем благообразии уголовного правосудия, но не о предупреждении преступности и даже оставляет в стороне самого преступника, нисколько не вспоминая о том, что он будет делать во время пребывания в местах лишения свободы и после отбытия наказания. Да и попытки математического уравнения периода жизни человека со степенью общественной опасности преступления представляются весьма жалкими.  

     Советский пенолог М.Д. Шаргородский полагал, что лишение свободы способно портить людей, и его опасения, учитывая современное состояние дел, были вовсе не напрасными. Сущностная «испорченность» лишения свободы не может быть компенсирована даже идеальным финансированием и образцово поставленной воспитательной работой в местах заключения. Превращение колоний и тюрем в «санатории» и «оздоровительные лагеря», как в ряде «высокоразвитых» стран мира, в российских условиях приведет только к обратному эффекту: если несмотря на страшные условия отбывания наказания в места лишения свободы поступают все новые и новые «кадры», то в колонии с «человеческим лицом» будет стоять очередь.

     Исходя из вышеизложенного, можно заключить, что лишение свободы, в том числе и пожизненное, не может являться альтернативой не только смертной казни, но и другим видам наказания. «Реалистичная уголовная политика должна смело бороться с этим социально-юридическим явлением», - писал М. Ансель о лишении свободы[11]. Оно должно быть упразднено, а его функции распределены между другими мерами уголовно-правового воздействия, при этом противодействие части особо тяжких преступлений, наиболее общественно опасных деяний, может осуществляться силами в том числе и смертной казни.

     Таким образом, речь идет не об ужесточении репрессивной практики, которое только вредит обществу, а о максимальном смягчении мер воздействия на преступников, которые в большинстве своем совершают преступления под влиянием жизненных обстоятельств. Жизненные обстоятельства не могут выправляться репрессиями в отношении тех лиц, кто не виноват прямо или косвенно в организации «хорошей жизни» для народа. Смягчение репрессии является вторым положением гипотезы сдерживания.

 

     Смертная казнь как ultima ratio может иметь преимущество лишь ограниченное время. На этом временном отрезке реализуется основная идея политики сдерживания : институт смертной казни выступает в качестве прикрытия при проведении политических и социально-экономических преобразований в обществе (эволюционный путь) или в качестве самостоятельного инструмента ограничения преступности (революционный путь).  После выполнения стоящих перед ней задач смертная казнь должна уйти из общественной жизни поскольку её преимущество будет нивелироваться (аналог известной теории отмирания государства через его максимальное усиление).

    Сохранение и использование смертной казни в иных целях, чем при политике сдерживания, является большой ошибкой или даже преступлением, поскольку это никак не может реально повлиять на улучшение условий жизнедеятельности людей. В политическом аспекте смертная казнь усиленно дебатируется только потому, что расстрел нескольких отморозков в какой-то мере удовлетворяет оскорбленные чувства людей и заставляет их забывать о своих весьма ненужных для власти вопросах и требованиях. В настоящих услових практически невозможно повести решительную борьбу со всеми негативными общественными явлениями, поэтому самым мудрым шагом со стороны российского общества (на первый взгляд, довольно пародоксальным) является полная отмена смертной казни. Совершенно нечего лить по этому поводу крокодиловы слезы – российское законодательство о смертной казни все равно не дает возможности использовать её на благо общества, для защиты простых граждан. Сохранение смертной казни в том виде, в каком она регулируется действующим законодательством, в том числе и Конституцией, неминуемо вызовет её окончательную дискредитацию и опрокинет любые доводы сторонников подобного сохранения. Но ведь не исключено впоследствии такое возрождение смертной казни, которое бы обеспечило более или менее её эффективное функционирование. Единственный легитимный, с оговорками, способ такого возрождения – это общероссийский референдум по вопросам направления уголовной политики государства (обеспеченный соответствующей санкцией за фальсификацию его итогов).

 

                                                                                                    Михаил Позднов. Москва.