Проблема смертной казни является сложной и многогранной. Она затрагивает политико-правовые, социально-экономические, нравственно-религиозные, культурно-психологические и другие сферы нашей жизнедеятельности. Из всего комплекса вышеперечисленных аспектов рассмотрим прежде всего политико-правовые, ибо они на сегодняшний день приобретают особую актуальность.

Думаю, далеко не случайно в такой переломный момент развития российского общества обострились дебаты именно вокруг политико-правовых (в том числе и международно-правовых) проблем смертной казни, вновь «возгорелась» интересная дискуссия по поводу ее отмены.¹

Является ли смертная казнь сдерживающим фактором преступности, или нет, нарушает ли права человека, или выступает средством из арсенала правопорядка, применять ли ее в современный период, или отказаться?

На эти и многие другие вопросы по-разному отвечают ученые, юристы-практики, общественные и политические деятели, писатели, журналисты, граждане. И хотя практически все из них высказываются за отмену смертной казни (против самой идеи никто прямо не выступает), основные расхождения наметились в сроках осуществления данного гуманного акта. Некоторые авторы предлагают уже сегодня отказаться от подобного вида наказания в нашей стране, закрепив это законодательно.²

Поддерживая в целом идею отказа от смертной казни, я думаю, что в сложившихся условиях реализация данной идеи была бы преждевременной, объективно не обоснованной и потому пока нецелесообразной. Вот мои аргументы.

Смертная казнь как уголовное наказание выступает в качестве правового ограничения, юридического средства, сдерживающего преступников, что вытекает из ее природы, и является объективным свойством, несмотря ни на какие субъективные оценки и общественное мнение. Иначе говоря, можно спорить о том, эффективна или неэффективна смертная казнь, нужна она или не нужна на данном этапе общественного развития, отменить ее или нет, но то, что смертная казнь — сдерживающий фактор, правовое ограничение, по-моему, несомненно. Собственно, именно поэтому она служит средством защиты общества от тяжких преступлений. Известный исследователь наказания С.В. Познышев считал, что наказание имеет только одну цель — предупреждение преступлений, которое возможно в форме физического удержания (для преступников) или в форме психологического противодействия преступлению (для других членов общества).³

Разумеется, сдерживающую роль смертной казни как правового ограничения нельзя переоценивать. Ведь далеко не во всех случаях она бывает эффективной. Есть люди (а точнее — нелюди, типа Чикатило, на совести которого более 50 жертв), для которых вообще нет никаких социальных преград, которые зациклены на стремлении убивать (так называемые серийные убийцы), и никакая сила их не остановит. Кроме расстрела. В отношении же другой категории людей она вполне оказывает сдерживающее воздействие посредством страха своего наступления. «Часть исследований утверждает, — пишут У. Эвекич и Т. Кубо, — что смертная казнь имеет некоторое сдерживающее воздействие, основывающееся на устрашении...».⁴ Таким образом, к смертной казни как к наказанию важно подходить не столь однозначно. Ведь предельные возможности эффективности характерны не только для смертной казни, но и для других видов наказания, что не всегда учитывается.

Нельзя не видеть, что многие зачастую абсолютизируют роль смертной казни в сдерживании преступности, требуя от нее больше, чем она может дать по своей природе, возводя ее в некое универсальное средство, панацею, делая соответствующие выводы. Это заметно, в частности, в статье З.М. Черниловского, где автор, аргументируя свою позицию, указывает на главный довод Беккариа, заключающийся в том, что «смертная казнь была бы терпима, если бы она представляла собой единственное средство, способное удержать других от совершения преступления».⁵

Непонятно, почему такие явно завышенные требования предъявляются к смертной казни. Исключительной мерой ее называют вовсе не потому, что она может и должна быть исключительно эффективной (чего в природе и обществе практически не встречается), а в связи со своими исключительными последствиями для человека, преступившего все мыслимые и даже немыслимые нормы порядочности и права. В том-то и дело, что смертная казнь, как элемент в периодической системе Менделеева, занимает только свое место, участвуя в сдерживании преступников наряду с другими наказаниями, а также с экономическими, социальными, политическими, медицинскими, духовными факторами.

Приводятся также эмпирические данные следующего плана: «Чаще всего убийства совершаются в состоянии волнения, при котором эмоции берут верх над разумом, а также под воздействием алкоголя или наркотика, в состоянии паники, например, когда преступник застигнут в момент совершения кражи. Некоторые из совершивших насильственные преступления являются людьми чрезвычайно неуравновешенными или психически больными. Во всех подобных случаях страх перед смертной казнью не может сыграть роль сдерживающего фактора».⁶

Я согласен с этим. Здесь трудно что-либо возразить, хотя никто и не считал, какое количество лиц удерживается от совершения тяжких преступлений под воздействием страха перед смертной казнью. Кроме того, вероятно, трудно будет возразить и против тех утверждений, что в современный период в нашем обществе происходят радикальные перемены, с неизбежностью несущие дестабилизацию всего жизненного уклада. Это сопровождается переоценкой ценностей, неудовлетворенностью, неустроенностью, разочарованием, агрессивностью, злобой, насилием, обострением национальных конфликтов, резким ростом преступности, прежде всего организованной. Думаю, излишне приводить дополнительные аргументы, цифры: они у всех на слуху и на виду. В таких условиях отменить один из сдерживающих факторов порядка (пусть и не всегда эффективный) — значит усилить дестабилизирующие процессы.

Следовательно, смертная казнь в современный хаотичный период как правовое ограничение пока необходима. Она нужна и потому, что другие сдерживающие элементы социальной регуляции (прежде всего культурные, нравственные, религиозные нормы) еще не доказали своей эффективности.

Вызывает вопросы и излишне категоричная позиция З.М. Черниловского в отношении интервью Г.М. Миньковского, где последний говорит о том, что 80—85 % опрошенных высказались против отмены смертной казни. З.М. Черниловский странным образом отнесся к результатам данного тестирования («вердикт»), косвенно поставил под сомнение саму его методику («я не знаю, каким образом проводился опрос») и вообще учет общественного мнения («знают ли достопочтенные защитники плахи хоть один пример добра и правды, исходивших от "общественного мнения", которое так часто выдают за "глас народа", а значит, за святой завет?»).⁷

И хотя с замечанием по поводу манипуляций над общественным мнением (которые были и которых стало еще больше в нашей практике) следует в основном согласиться и полностью солидаризоваться с гуманистической аксиомой, что «реализация прав человека никогда не должна зависеть от общественного мнения»,⁸ думается, что суть дела вовсе не в общественном мнении. Да, действительно, от общественного мнения реализация прав человека не зависит, но она напрямую и жестко зависит от степени демократичности, гражданственности общества, от его качественно-нравственного состояния, уровня политической и правовой культуры, меры правового прогресса, масштаба юридического сдерживания государства. Об этом, кстати, как бы вскользь говорит и сам З.М. Черниловский, когда вопрошает по поводу приведенных Г.М. Миньковским результатов: «Отчего же так? Почему в Англии, например, отмене смертной казни за убийство в немалой степени содействовали массовые демонстрации, проходившие под лозунгом "Остановите исполнение смертного приговора", "Останься жить с нами" и т. д.?»⁹

В Англии потому и ставился так вопрос, что под него был подведен незыблемый и уже ставший традиционным фундамент демократии, что наверняка отражалось и в общественном мнении англичан. Наше же общественное мнение есть отражение (пусть и не всегда стопроцентное) уровня зрелости нашего общественного сознания, нашей еще только развивающейся и формирующейся демократии, становления ее институтов, возрождения общечеловеческой морали и религиозных норм, библейских заповедей. Естественно, такие процессы не протекают в одночасье.

Несмотря на предельный эффект, на многочисленные разъяснения по поводу того, что отмена смертной казни не повлияет на уголовную статистику, у нее остается немало сторонников. Давайте задумаемся, а почему, собственно, общественное мнение в нашей стране так стойко высказывается за применение смертной казни? Вероятно, тут несколько причин.

Одна из них — инерция этатистского правопонимания, что еще долго будет сказываться на оценке тех или иных юридических институтов и средств. Так просто ее не отбросишь. В данном случае нужны большие усилия по формированию системы истинно правовых и демократических взглядов. Ведь в нашем авторитарном государстве свобода человека, его самостоятельность всегда необоснованно ограничивались правом, а точнее, ведомственными инструкциями, распоряжениями, постановлениями. Государство «завладело» многими правами человека и гражданина, предельно свело их к минимуму, что не случайно, иначе ведь подобная система не сработает. Это один из ее рычагов. Кроме того, в качестве универсального средства обеспечения многочисленных и не всегда оправданных даже с точки зрения здравого смысла приказов, команд, директив, обязанностей и запретов широко использовались именно ответственность и наказания (и чем они были сильнее, тем лучше для данной системы).

Другая причина — социальный и политический патернализм. Он «вырос» как раз на основе того, что государство ради достижения известных, весьма привлекательных целей далеко не привлекательными средствами вынуждено было ущемлять автономность, своеобразный «суверенитет» личности, взамен «заботясь» о ней. Логика тут простая: если государство «опекает» своих граждан в одном (создает условия для безработицы зачастую искусственным путем, следит за уравнительно-унизительным существованием граждан и т. п.), то почему оно не может проявить «заботу» в другом и наказывать исключительной мерой тех, кто нарушает интересы попечителя (и в большей степени за государственные и так называемые хозяйственные преступления, когда человек пытается обмануть либо обокрасть своего благодетеля)? Тут речь идет не о справедливости, а, скорее, о мести, о гонении за «неблагодарность» к государству-«родителю».

Еще одна причина — социально-психологическая и политико-правовая инфантильность граждан, вытекающая из предыдущих причин и сложившаяся в результате абсолютного регламентирования жизнедеятельности человека. Именно эти факторы стали основой широкого действия принципа «инициатива наказуема». «Тот, кем часто и упорно руководят, — писал еще на рубеже XVIII—XIX вв. немецкий философ-гуманист Вильгельм фон Гумбольдт, — легко приходит к тому, что добровольно отказывается от предоставленной ему доли самостоятельности, которой он располагает. Он считает себя свободным от забот, которые несут за него другие...», и, «так же, как каждый, сам полагается на заботу и помощь государства, он — и пожалуй, в еще большей степени — предоставляет государству заботиться о судьбе своих сограждан. А это, в свою очередь, ослабляет сочувствие к другим людям и желание оказывать помощь друг другу».¹⁰

Таким образом, сформировался стереотип, что именно государство будет решать все основные проблемы общества, в том числе и проблему борьбы с преступностью, используя при этом даже традиционно социальные средства, выражающиеся в воспитании подрастающего поколения, в укреплении нравов и т. п. Между тем в данном вопросе общество должно быть независимо от государства и должно самостоятельно использовать необходимые социальные санкции. Поддержание морали, как верно пишет Э.Ю. Соловьев, — дело институтов гражданского общества (семьи, школы, религиозных общин, добровольных организаций и союзов), а не государственных служб.¹¹

Все перечисленное свидетельствует о том, что, пока мы не избавимся от этих причин, пока не преодолеем подобные препятствия, постановка вопроса об отмене смертной казни будет в определенной мере искусственным, а потому и преждевременным фактом. В условиях слабости действий нравственных и религиозных норм, хрупкости демократических институтов и традиций, отсутствия правовой государственности (несмотря на декларативные заявления об обратном в ч. 1 ст. 1 Конституции РФ 1993 г.) отказ от смертной казни не обоснован.

«Созрело ли общество для принятия кардинального решения, или к нему надо идти постепенно, — пишет в этой связи И.И. Карпец. — Применительно к проблеме отмены смертной казни со всей определенностью утверждаю: нет, не созрело, поскольку оно содержит в себе те недостатки и серьезные противоречия, которые ведут к тяжким преступлениям. Идеальные представления надо сопоставлять с суровыми реалиями жизни».¹²

Отказ от такого вида наказания следует расценивать не как немедленное требование, а как стремление, что в общем-то и выражено в ч. 2 ст. 20 Конституции РФ: «Смертная казнь впредь до ее отмены может устанавливается Федеральным законом в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей».

В данном конституционном положении говорится о допустимости применения смертной казни «впредь до ее отмены». Отсюда следует, что наше общество и государство ставят в перспективе цель отказаться от данного весьма жестокого юридического средства, к чему, собственно, призывают и международно-правовые документы. Однако подобная отмена, на наш взгляд, станет возможной в полной мере лишь в будущем, когда для этого будут созданы необходимые предпосылки, когда с этим будет согласно большинство граждан.

Между тем одним из условий принятия России в Совет Европы была (и, по сути, остается) отмена смертной казни как высшей меры наказания и соответствующего ограничения в нашем государстве. Для реализации данного условия российская делегация должна подписать Протокол №6 (относительно отмены смертной казни) от 28 апреля 1983 г. к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. в течение одного года со времени вступления в Совет Европы и ратифицировать его не позже, чем через три года.

Прошедшее в конце января 1997 г. очередное заседание сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы было крайне неприятным для России. В принятой резолюции ее представителей официально предупредили, что в случае невыполнения взятых на себя обязательств по объявлению моратория на смертную казнь будет поставлен вопрос о приостановлении полномочий российской делегации в Совете Европы.

И хотя с идеей отмены смертной казни (правда, в перспективе) российское общество в целом согласно, думается, в современный период данный вопрос нужно решать не столь быстро и прямолинейно, как это определено в Протоколе №6 и в разного рода резолюциях.

В частности, на наш взгляд, излишне категоричны ориентиры названных документов. Так, в ряде статей однозначно установлено, что «смертная казнь отменяется. Никто не может быть приговорен к смертной казни и казнен» (ст. 1), что «оговорки в отношении положений настоящего Протокола на основании статьи 64 Конвенции не допускаются» (ст. 4).

В решении подобных проблем важны гибкость и поэтапность. И вот почему. Во-первых, три года — не тот срок, через который в России принципиально изменится ситуация. Ведь необходимыми условиями отмены этого страшного наказания должны быть, в частности, следующие: нормализация социально-экономической обстановки в стране, рост благосостояния населения, реальные успехи в борьбе с преступностью, сокращение числа умышленных убийств вообще и умышленных убийств при отягчающих обстоятельствах в особенности, повышение общей и политико-правовой культуры граждан и должностных лиц и пр.

Подобные факторы, бесспорно, благоприятно повлияли бы и на общественное мнение россиян, которые пока не готовы к отмене смертной казни. И к тому есть основания. Достаточно сказать, что смертность от убийств в нашей стране, по сравнению с Европой, с учетом численности населения в 20 раз выше у мужчин и в 12 раз — у женщин,¹⁵ поэтому Совет Европы, как справедливо отмечает В. Лукин, не должен ставить перед нами столь ультимативное требование: либо немедленно в указанные сроки переломите через колено значительную часть российского общественного мнения, либо вас лишат мандата.¹⁴

Во-вторых, есть немало других членов Совета Европы (в частности, Греция, Румыния и др.), которые оставили смертную казнь высшей мерой наказания.¹⁵ Кстати говоря, сами члены Совета Европы данный непростой вопрос решали не сразу и не вдруг (как это предлагается новым членам), а постепенно двигаясь по пути сокращения применения названного вида правового ограничения. Это видно из текста ст. 1 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., где сказано, что «никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание». И только через 33 года (в 1983 г.) был подписан Протокол № 6 относительно полной отмены смертной казни.

В этот период свободными от критики оказались такие страны, как Бельгия, Испания и Италия, которые, уже являясь членами Совета Европы, долгое время сохраняли в своем законодательстве смертную казнь (в Бельгии, правда, она фактически не применялась).

В-третьих, не высказывается никаких резких оценок и в адрес таких демократических государств, как США, Канада, Япония, которые недавно получили статус наблюдателей в Совете Европы и которые, судя по их юридической практике, вовсе не думают в ближайшее время отменять данную весьма жесткую меру государственного принуждения.

В-четвертых, за последние годы значительно сократилось число статей в УК РФ, в соответствии с которыми приговаривают к смертной казни, и, следовательно, сфера этого ограничения сама весьма сильно ограничивается. Как говорится, «процесс пошел», и нет необходимости его искусственно форсировать, принимая волевые, административные (но социально не подготовленные) решения, которые в принципе в ближайшее время не могут изменить существующее положение вещей.

Принятие же Президентом РФ 27 февраля 1997 г. Распоряжения «О подписании Протокола № 6 (относительно отмены смертной казни) от 28 апреля 1983 г. к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.»¹⁶ больше свидетельствует о том, что власть пытается заработать на этой акции определенный политический капитал (показать себя демократической, цивилизованной, гуманной), нежели действительно изменить к лучшему реальные общественные отношения (проводить подлинно народные реформы, создавать условия для истинного, а не показного народовластия, рационально разделить власть, обеспечивать права человека, и прежде всего право на жизнь, и не столько убийц, сколько их жертв, и т. п.). В этой связи подобный акт вполне можно расценивать как одну из форм проявления международно-правового популизма, как желание выглядеть респектабельно на фоне несбыточных обещаний и развала государственности.

Сейчас уже становится привычным сравнивать, как конкретные вопросы решаются у нас, а как в развитых странах, прежде всего в США. Однако и там данная проблема является неоднозначной и весьма не простой. В США смертная казнь как вид наказания предусматривается федеральным законодательством и уголовными кодексами 38 штатов. Причем если в штате Нью-Йорк она была отменена, то в Нью-Джерси и Огайо — восстановлена.¹⁷

B США по отношению к рассматриваемому институту наблюдаются свои «приливы» и «отливы» в общественном мнении и в реальной юридической практике. После снижения интереса к этому якобы устаревшему репрессивному инструменту он вновь заявлял о себе, возрождаясь из небытия.

Проблема «реанимации» смертной казни — вовсе не вчерашний день, как может показаться на первый взгляд. Уже стало привычным в специальной литературе и в прессе демонстрировать так называемую общую тенденцию в развитии ряда государств в пользу отмены смертной казни.

Однако этот процесс нельзя понимать однолинейно, однопланово, упрощенно. История многовариантна и развивается не так «прямо прогрессивно», как хотелось бы. Она имеет обыкновение преподносить сюрпризы, в том числе и по вопросам отношения к смертной казни, о чем свидетельствует новейший ее период в США.

Так, в 1965—1966 гг. за применение высшей меры наказания высказывалось лишь около половины населения (напомним, что с 1967 г. в стране фактически установился мораторий на приведение такого рода приговоров в исполнение). В 1976 г. за применение смертной казни высказалось уже две трети опрошенных граждан — именно после этого смертная казнь была «реабилитирована», и ее применение было признано Верховным Судом США как мера, соответствующая Конституции страны. В канун принятия Закона 1994 г. об усилении борьбы с преступностью за применение смертной казни высказалось 80% опрошенных — показатель, рекордный для США и символичный во многих отношениях. И, наконец, в канун 1996 г. этот показатель несколько снизился (76%), что, по мнению американских экспертов, во многом связано с заметным повышением уровня безопасности в обществе и экономическим подъемом. Как видно, индикаторы массового сознания не могли не оказать заметного влияния на принимаемые властями решения.¹⁸

Учитывая же то обстоятельство, что уровень убийств в России сегодня, как показывает статистика, в два раза выше, чем в США, безоговорочно отказываться от института высшей меры наказания в нашей стране было бы явно преждевременно.

Поэтому в новом УК РФ сохранение смертной казни представляется целесообразным и вполне обоснованным фактом. Смертная казнь применяется в целях обеспечения высшего права человека — права на жизнь и призвана своей превентивной силой гарантировать безопасность граждан (ч. 2 ст. 105 УК РФ «Убийство при отягчающих обстоятельствах») и их различных групп (ст. 357 «Геноцид»), Кроме этой общей цели рассматриваемый инструмент выполняет и своего рода узкоспециальные задачи — пытается оградить от посягательств на жизнь государственных и общественных деятелей (ст. 277), лиц, осуществляющих правосудие или предварительное расследование (ст. 295), сотрудников правоохранительных органов (ст. 317).

Все перечисленные деяния являются разновидностью особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь, что и установлено в ст. 59 УК РФ, закрепляющей смертную казнь.

Думается, положения нового УК РФ в целом верно отражают действительный уровень общественного правосознания. Можно спорить о редакциях статей, о видах преступлений, за которые предусмотрена высшая мера, но трудно спорить с очевидными фактами, что только-только начались у нас становление истинно гражданского общества и созидание элементов правовой государственности.

Резкая и полная отмена смертной казни не может привести к положительным результатам. Это подтверждается уже предпринимавшимися ранее попытками такой отмены как за рубежом, так и в нашей стране.

Чисто политико-юридический отказ от смертной казни не будет означать, что она автоматически исчезнет из сферы общественных отношений. Такие явления вдруг не исчезают. Просто они будут осуществляться в других формах и в иных плоскостях.

При отсутствии полноценных условий для отмены официальной смертной казни ее «уход со сцены» приведет к активизации нелегальных форм, имеющих внесудебный, досудебный и послесудебный характер — самосудов, заказных убийств и т. п. Подобная «смертная казнь» в этой ситуации будет реализовываться уже не «сверху», а «снизу». Другими словами, организованная преступность, родственники жертв, сочувствующие вполне могут занять «место» судей в данном процессе и осуществлять «правосудие» по собственному разумению и усмотрению. И нужно заметить, что при попустительстве властей в России все больше набирает силу криминальная, «теневая» юстиция, которая выносит свои приговоры конкретным людям и через собственных палачей (киллеров) их исполняет.

Только постепенно приближаясь к высокому уровню цивилизованности, можно гораздо надежнее снять рассматриваемый вид правового ограничения. Одним из шагов на пути к этому явилось дальнейшее свертывание действия института смертной казни. В соответствии с ч. 2 ст. 59 УК РФ «смертная казнь не назначается женщинам, а также лицам, совершившим преступления в возрасте до восемнадцати лет, и мужчинам, достигшим к моменту вынесения судом приговора шестидесятилетнего возраста».

В ч. 3 данной статьи в качестве очередного шага предлагается в порядке помилования заменять смертную казнь пожизненным лишением свободы или лишением свободы на срок 25 лет.

Конечно, институт помилования может сыграть немалую роль. Однако важно соблюдать разумную меру при его применении. Между тем в современных условиях Президент РФ и Комиссия по вопросам помилования при Президенте пытаются максимально использовать данный институт в режиме формального гуманизма с целью своеобразной фактической отмены смертной казни. Так, в 1992 г. Комиссией рассмотрено 56 дел осужденных к смертной казни, помилованы Президентом по ее представлению 55 человек; в 1993 г. рассмотрено 153 дела, помилованы 149 человек; в 1994 г. рассмотрено 137 дел, помилованы 124 убийцы."

Приведенные выше цифры, по мнению А. Приставкина (являющегося председателем данной комиссии) и Л. Разгона, доказывают, что наше «гуманизирующееся» (лучше сказать, «агонирующееся») государство уже приблизилось по этим показателям к большинству европейских стран,²⁰ что Россия якобы может обойтись теперь и без смертной казни.²¹

Подобная «умышленная борьба» института помилования со смертной казнью, а также последствия этой «борьбы» все больше свидетельствуют о том, что в результате побеждает так называемый лукавый гуманизм, который зачастую стоит отдельным гражданам жизни. Ведь при огульном помиловании через определенное время на свободе оказываются и такие лица, которые снова убивают ни в чем не повинных людей. О чем все чаще пишут в прессе.²²

Отменить смертную казнь посредством только произвольного помилования вряд ли удастся. Эта проблема может быть решена лишь с помощью комплексного подхода, системы реальных позитивных изменений в политике государства и в жизнедеятельности российского общества.

Именно так, включая в действие все новые элементы данной системы, завоевывая новые рубежи, необходимо упорно и постепенно двигаться в направлении сужения сферы высшей меры наказания. Важно качественно перестроить юридическую политику Российского государства, которая сопровождалась бы введением дополнительных гарантий от осуждения невиновных, проведением судебно-правовой реформы, обеспечивающей более оперативную и эффективную деятельность всей системы уголовной юстиции, что будет способствовать большей раскрываемости преступлений и неотвратимости наступления наказания. Кроме того, следует учитывать и такой нюанс, что само по себе закрепление данной меры в уголовном законодательстве страны вовсе не обязывает непременно всякий раз только ее и применять. Это право суда, ведь санкции статей, предусматривающих смертную казнь, являются альтернативными.

По-особому стоит вопрос о необходимости более последовательной унификации юридической политики в сфере осуществления смертной казни. С одной стороны, федеральная власть держит курс на отмену (хотя и поэтапную) высшей меры наказания. С другой же стороны, в Чеченской республике, например, которая является неотъемлемой частью Российской Федерации (самостоятельность Чечни никто из субъектов международного права не признал), идет во многом противоположный процесс, связанный с насыщением арсенала данного института откровенно нецивилизованными видами и методами исполнения.

Так, принятый в августе 1996 г. Уголовный Кодекс Чеченской республики воспроизводит, как известно, ряд статей Уголовного Кодекса исламского государства Судан. В частности, заимствованы такие средневековые способы осуществления смертной казни, как забрасывание камнями, отрубание головы.

Подобная исламизация высшей меры наказания делается и в определенных политических целях, что должно, по мнению нынешнего руководства Чечни, показать стремление его к формированию истинно исламского суверенного государства. Но такая политика, нацеленная на сепаратизм и резкую рассогласованность в сфере осуществления смертной казни, может привести лишь к новому витку конфронтации, ожесточению, в чем сейчас не заинтересованы ни Центр, ни граждане Чеченской республики.

По всей вероятности, было бы весьма полезно публиковать статистику с комментариями о ежегодном количестве утвержденных и приведенных в исполнение смертных приговоров, чтобы общество убедилось не столько в неэффективности смертной казни, сколько в ее негуманности, и нашло другие альтернативные средства и возможности сдерживать преступность. Среди них можно выделить создание необходимых материальных, организационных, социально-бытовых условий для действенного применения иных видов наказаний, например длительных сроков лишения свободы в тюрьмах.

В качестве альтернативы смертной казни подчас предлагают и пожизненное заключение. И хотя подобная разновидность наказания используется в законодательстве и практике некоторых стран, следует весьма осторожно к ней подходить, ибо пожизненное заключение тоже является неоднозначной мерой наказания и имеет свою специфику.

Думается, здесь важно прислушаться к голосу специалистов. В частности, И.И. Карпец пишет: «Можно ли назвать гуманной мерой пожизненное заключение? Каких целей государство стремится достичь, применяя его? Говорить, что это средство исправления и перевоспитания, неверно. Если человек перевоспитался, его надо освобождать от заключения, а не держать в тюрьме всю жизнь. Говорить, что тем самым обеспечивается безопасность общества, тоже можно лишь условно, ибо рано или поздно осужденный достигает того возраста, когда его общественная опасность будет равна нулю. Так не является ли пожизненное заключение пожизненным мучительством? Вправе ли государство узаконивать пожизненное мучительство, нравственно ли это? Уверен, что нет!»²³

В прессе тоже обоснованно замечают, что замена смертной казни «адским» в современных российских условиях пожизненным заключением — далеко не такой уж гуманный акт, как это зачастую представляется. «Избави Бог от такого гуманизма, который уготован «вечным» зэкам, — пишут журналисты, побывавшие в тюрьме, в которой сидят пожизненно заключенные. — У них отобрали даже надежду умереть на свободе... и прибавили еще массу ограничений, способных превратить человека в жвачное животное».²⁴

Ситуация осложняется еще и тем, что в России существует пока лишь одна подобная тюрьма, находящаяся в Вологодской области. И та находится в полуразрушенном состоянии, с многочисленными материальными проблемами, с отсутствием самого необходимого.

Можно ли сказать безоговорочно после этого, что существует уже приемлемая альтернатива смертной казни? Думается, положительный ответ на данный вопрос давать рано.

При проведении политики планомерного и основательного свертывания смертной казни необходимо учитывать и тот непременный факт, что она является продуктом общественного сознания, что одним из мощнейших побудительных мотивов ее живучести является месть.²⁵

Месть — сильное чувство, которое и в современном обществе дает о себе знать в виде различного рода агрессивных действий. Смертная казнь в определенной мере выступает специфической формой ее нейтрализации на государственном уровне, актом необходимой самозащиты.

Однако если общество движется к отказу от смертной казни, оно должно найти достойную замену подобному ограничителю. Такими факторами могут стать высокая общая и политико-правовая культура, религия, духовная сфера.

Наличие либо отсутствие смертной казни — это своеобразный индикатор уровня культуры и качества жизни, безопасности и общественных умонастроений. Вот почему в благополучных в социально-экономическом отношении (в сытых и во многом умиротворенных) странах к смертной казни относятся гораздо спокойнее, философски, не так обостренно, как в неустроенных, слаборазвитых государствах.

Между тем важно, чтобы процесс отмены смертной казни протекал естественно, тогда у общества не возникнет желания в некоторых критических ситуациях сразу «браться» за данный исключительный вид правового ограничения. Такого решения можно добиться после глубокого убеждения в том, что подобная мера наказания неприемлема в гуманном и демократическом обществе. Следовательно, полностью отменить смертную казнь целесообразно лишь при становлении истинно гражданского общества и правовой государственности, при эффективном функционировании которых сдерживающая роль смертной казни не выдержит «конкуренции» с другими (не обязательно, кстати, правовыми) средствами, более цивилизованными, человечными, нравственными, справедливыми, когда возможно будет наказать гражданина, не лишая его самого дорогого гуманистического права — права на жизнь. Тем самым будет преодолен разрыв между словом и делом в таком важном вопросе, что позволит не только говорить об идеалах гуманизма, но и достигать их более фундаментальным путем на практике.

Ведь отмена смертной казни — это вопрос не отдельных лиц, это — вопрос, который должен быть решен всем обществом. Только таким образом увеличатся возможности других социальных институтов и механизмов, сформируется позитивное отношение гражданина к правопорядку в целом как к порядку, напрямую зависимому и от него лично. Только при реальном «вплетении» в социальные ткани гражданственности, повышении политической и правовой культуры, более высоком уровне жизни и стабильности могут соответственно измениться оценки в общественном мнении, и люди поймут, что настало время действительно без ущерба для идей справедливости и моральных принципов наиболее полноценно воплощать в жизнь идеалы гуманизма. Такая отмена будет самым убежденным актом. Тех же, кто спешит, хочется предостеречь известным изречением: «Спешите медленнее».

Подобное нетерпение в общем-то объяснимо: хочется побыстрее воплотить гуманистические идеи, достичь цивилизованного уровня отношений в обществе. Однако зачастую мы забываем, что гуманизм и демократию нельзя кем-то установить, даже в законодательном порядке, потому что это — процесс, в котором участвуют сами люди, которые, утверждая собственное достоинство и защищая свои права, вносят тем самым вклад в нужное для всех нас дело. По мнению В. Лукина, «мы сами должны решить этот сложный, неоднозначный вопрос в соответствии с нашими лучшими традициями, в том числе и христианскими, согласно нашему пониманию не только выгоды (не вполне доказанной) нынешней страшноватой "злобы дня", но и закладывания более долгосрочного основания российского быта, совести и нравственности. Мы должны учитывать при этом различного рода политические факторы, но не основываться полностью на них».²⁶

Только осознание необходимости инициативного поведения в социально-экономической, политической, духовной и правовой сферах, повышение культуры, возрождение внеправовой (социальной) регуляции, достижение качественно нового уровня народовластия, становления саморазвивающегося гражданского общества смогут стать настоящей гарантией прав человека как высшей ценности. Вот почему, по нашему мнению, нельзя полностью согласиться и с выводом из статьи «Когда убивает государство. Смертная казнь против прав человека», где в излишне упрощенной и категоричной форме провозглашается, что «единственной гарантией того, что жизнь осужденного не будет зависеть от изменений политического курса, является закрепление отмены смертной казни в законодательстве».²⁷

Иначе говоря, проблему смертной казни важно рассматривать в более широком контексте, во всей взаимозависимости социально-экономических, политико-правовых, духовно-нравственных факторов.

Еще А.Ф. Кистяковский отмечал необходимость устойчивой связи между социальной обстановкой в целом и смертной казнью. Он писал, что подлинная отмена смертной казни «происходит не столько от рефлектированных убеждений нескольких мыслителей, не столько по воле законодателя, сколько вследствие тех полустихийных, полурефлективных перемен, которые свершаются в более или менее значительной массе народа».²⁸

Надо основательно и «самозаконно» решать подобный вопрос, когда общество выстрадает его и будет готово осознанно отказаться от смертной казни, будет достаточно сильным и богатым, чтобы жить по правилам, а не по исключениям. Никто так не будет выполнять тех или иных решений, как тот, кто осознанно их принял в своих же собственных интересах. Когда общество научится защищать жизнь своих законопослушных граждан, добьется от большей части населения уважения к праву, тогда и наступят объективные основания для отмены смертной казни, что, безусловно, будет настоящей победой гуманизма и прав человека.

* Доктор юридических наук, профессор Саратовской государственной академии права.

1 См. напр.: Смертная казнь: За и против. М., 1989; Карпец И.И. Высшая мера: за и против // Советское государство и право. 1991. № 7. С. 49—53; Малько А.В. Смертная казнь как правовое ограничение // Государство и право. 1993. №1. С. 73—79; Михлин А. С. Понятие смертной казни // Государство и право. 1995. № 10. С. 103—111; Жильцое С.В. Смертная казнь в истории древнерусского права / Под ред. Р.И. Хачатурова. Тольятти, 1995; Сурова Л.В. Проблема смертной казни в современном обществе//Государство и право. 1996, № 4. С. 153—156.

2 Когда убивает государство. Смертная казнь против прав человека // Советское государство и право. 1989. № 12. С. 127—135; Черниловский З.М. Смертная казнь: Историко-философский аспект//Там же. 1991. № 1. С. 128—137.

3 Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. М., 1904. С. 371 и след.

4 Эвекич У., Кубо Т. Основные тенденции в исследованиях смертной казни в 1979-1986 гг. // Смертная казнь: За и против. С. 522.

5 Черниловский З.М. Смертная казнь: Историко-философский аспект. С. 129.

6 Когда убивает государство. С. 128.

7 Черниловский З.М. Смертная казнь: Историко-философский аспект. С. 135.

8 Когда убивает государство. С. 131.

9 Черниловский З.М. Смертная казнь: Историко-философский аспект. С. 135.

10 Гумбольдт Вильгельм, фон. Идеи к опыту, определяющему границы деятельности государства // Язык и философия культуры. М., 1985. С. 37—38.

11 Соловьев Э.Ю. Правовой нигилизм и гуманистический смысл права // Квинтэссенция. Философский альманах. М., 1990. С. 221.

12 Карпец И.И. Высшая мера: за и против

13 Калинин Ю., Михлин А. Казнить нельзя помиловать. Где все-таки поставить запятую? //Российская газета. 1994. 1 сент.

14 Лукин В. По ком звонит колокол? // Известия. 1997. 18 февр.

15 См. об этом: Корупаева Т. Казнить или помиловать? // Российская газета. 1996. 2 апр.; Михлин A.C. Пределы ограничения применения смертной казни // Государство и право. 1996. №7. С. 123.

16 Российская газета. 1997. 4 марта.

17 Преступление и наказание в Англии, США, Франции, ФРГ, Японии: Общая часть уголовного права. М., 1991. С. 179.

18 Квашис В.Е. Смертная казнь в США // Государство и право. 1996. №9. С. 110.

19 Климов В. Высшая мера смертной казни? // Российская газета. 1997. 4 марта; Михлин А. Смертная казнь: «за» и «против» // Там же. 1 апр.

20 Разгон Л. Пуля дешевле тюремной решетки // Известия. 1995. 15 марта.

21 Аргументы и факты. 1995. №12.

22 См., напр. Блохина О. Казнить, нельзя помиловать//Саратовские вести. 1992. 24 дек.; Блохина О. Теперь он понял, что такое жизнь, но поздно. Его ждет смертная казнь // Там же. 1993. 9 янв.; Калинин Ю., Михлин А. Казнить нельзя помиловать. Где все-таки поставить запятую? // Российская газета. 1994. 1 сент.; Индиряков В. Сначала защитите гражданина, а уж потом помилуйте убийцу. За чужую жизнь плати своей... // Там же. 1995. 12 июля.

23 Карпец И.И. Высшая мера: за и против. С. 50.

24 Филиппов В. Осужденные на вечную муку: Репортаж из тюрьмы, в которой сидят пожизненно заключенные// Известия. 1994. 18 мая.

25 См. об этом: Жильцов С.В. Смертная казнь в истории отечественного права (V — середина XVII века): Автореф. канд. дис. Саратов, 1997.

26 Лукин В. По ком звонит колокол? // Известия. 1997. 18 февр.

27Когда убивает государство. С. 135.

28Кистяковский А.Ф. Исследование о смертной казни. Киев, 1867. С. 278—279.