Советская внутренняя политика 1937-1938 гг является неиссякаемым источником для производства и культивирования разного рода домыслов, мифов и исторических образов. В массовом сознании прочно закрепился образ 30-х годов, как периода массовых репрессий, а 1937-1938 годов - как время разгула невиданного чудовищного террора.  Основанный на реальных событиях того времени, этот образ является грандиозным идеологическим шедевром, обслуживающим интересы различных социальных (скорее, антисоциальных) групп. Как писал известный российский политолог С.Г. Кара-Мурза, «сам образ репрессий - настолько важный инструмент политики, что все средства создания или изменения этого образа охраняются жесткой, хотя и не всегда явной цензурой». Образ массовых репрессий важен не сам по себе, он является фундаментом, на котором строятся другие, еще более значимые для идеологии образы - образ зверского тоталитаризма (вариант - фашизма, коммунизма, социализма), образ «демократии», как лучшего общественного строя, образ зловещих личностей в истории и т.д. В определенных случаях эти образы в нужный момент всплывают в массовом сознании и образуют своего рода намордник, который позволяет держать в узде направленность социального развития, сдерживать недовольство в обществе по поводу деятельности государственной власти, наконец, просто «пугать» нейтрально настроенные массы.

    Наличие положительных аспектов даже таких гипертрофированных образов не вызывает сомнения, но позитивный эффект довольно часто перекрывается их использованием в манипулятивных, ложнопопулистских и  политических целях.

    СССР образ тоталитарного террора посетил только в 1980-е годы; в сознание людей громко стучались то ли 20, то ли 120 миллионов расстрелянных, десятки миллионов узников ГУЛага, десятки выселенных народов и прочие жертвы «сталинщины», «ежовщины» и прочей «…щины». Изданная миллионными тиражами соответствующая литература и массовая пропаганда в СМИ сформировали в народной памяти и в сознании современного поколения новые «правильные» представления о той эпохе. Сегодня особенно интересно ретроспективно проследить, как соревновались различные деятели, потрясая «архивными открытиями» и собственными «свидетельствами», в том, кто больше назовет число репрессированных Советской властью. Число якобы расстрелянных приближалось к численности всего взрослого населения СССР в конце 30-х годов (видимо, в живых тогда оставался один Сталин), число заключенных ГУЛага варьировалось от двух десятков миллионов до половины населения страны и т.д. Несколько запоздавшая более реалистичная информация ничего не могла поделать с этой вакханалией: во-первых, она не слишком широко распространялась, во-вторых, усвоенное в результате промывки мозгов уже не поддавалось рациональному осмыслению.

     Ключевую роль в образе массовых репрессий играет «1937 год». 1937 год, конечно, обобщенное и символичное понятие, но фактически речь идет не о промежутке 1934-1939 гг, как многие считают, а о времени между августом 1937 и сентябрем-октябрем 1938 года. Кроме этого, необходимо учитывать, что понятия «1937 год» и «массовые репрессии 1937 -1938 гг» соотносятся как общее и частное : в «1937 год» помимо собственно массовых репрессий входят также крупные политические процессы, процесс по заговору военных, текущая работа судов, военных трибуналов и Особого Совещания (ОСО) и радикальная чистка партийного и государственного аппарата.

    

Данная статья не ставит целью исследование причин и обоснованности советской репрессивной политики, а затрагивает только аспект, связанный с применением смертной казни в 1937-1938 гг.

 Что мы знаем о количестве расстрелянных и репрессированных в 1937 и 1938 гг? Не так уж много, несмотря на обилие соответствующей литературы. До сегодняшнего дня по сути единственным источником является справка еще 1953 года. Она называется  Справка спецотдела МВД СССР о количестве арестованных и осужденных органами ВЧК - ОГПУ - НКВД СССР в 1921-1953 гг. и датируется 11 декабря 1953 г.[1] Справка подписана и.о. начальника 1 спецотдела полковником Павловым (1-й спецотдел был учетно-архивным отделом МВД). Вот раздел этой Справки, посвященный 1937-1938 гг.:   

По делам органов НКВД за 1937-1938 годы
Годы	Всего арес- товано	Из них			Всего осуждено	Меры наказания							Кем осуждены
						ВМН	Лишение свободы						ВК, В/Т и судами	Спец-кол- легией	ОСО	Тройками НКВД-УНКВД
		За к/р прес- туп- ления	В т.ч. за антисов. агита- цию	За дру-гие прес- туп- ления			25 лет	20 лет	15 лет	До 10 лет	Ссылка и вы- сылка	Прочие меры
1937	936750	779056	234301	157694	790665	353074	386	337	1825	426763	1366	6914	39694	45060	17911	688000
1938	638509	593326	57366	45183	554258	328618	1342	1178	3218	199771	16842	3289	95057		45768	413433
Итого	1575259	1372382	291667	202877	1344923	681692	1728	1515	5043	626534	18208	10203	134751	45060	63679	1101433

   Эти цифры можно считать вполне достоверными. Их используют и серьезные ученые, и активисты-«мемориальцы» и даже А.Н. Яковлев сотоварищи. Итак, в 1937 к расстрелу приговорены 353 074 человека, в 1938 - 328 618 (около ста тысяч приговоренных к ВМН приходится на все остальные годы с 1918 по 1953, из них абсолютное большинство на военные годы).

В Справке, видимо, учтены случаи осуждения за все преступления, включая общеуголовные, а также дана статистика по всем юрисдикционным органам (судам, тройкам и пр.).

     Попробуем проследить, как получаются эти итоговые цифры, упомянутые в справке. Абсолютное большинство из всех приговоров к расстрелу выносились тройками и не упомянутыми в Справке «двойками» (по всей видимости они входят в ту же графу), которые были созданы в 1937 году специально для проведения массовой операции в масштабах всей страны.  1-й спецотдел МВД, тогдашний 8-й отдел ГУГБ, как раз вел учетную работу по операции. На  массовой операции можно остановиться подробно.    

Описание операции

   Вся массовая операция осуществлялась по двум главным направлениям : во-первых, это удар по антисоветским элементам, ведущим преступную и подрывную деятельность, в том числе и уголовникам - так называемая «кулацкая» операция. Во-вторых, это удар по национальным контингентам - «национальная» операция. Таким образом, «кулацкая» и «национальная» линии являются разными направлениями проводившейся в 1937-1938 годах единой политики активного противодействия антисоветской деятельности. Точкой начала отсчета операции является 2 июля 1937 г., когда ПБ ЦК ВКП(б) приняло решение о необходимости произвести учет враждебного контингента и принять меры к его ликвидации и нейтрализации. Пока велись последние приготовления к проведению широкомасштабной операции по всей стране, 29 июля 1937 г. на основании решения ПБ от 20 июля и приказа НКВД №00439 от 25 июля была начата «немецкая» репрессивная линия в рамках «национального» направления операции.  И уже 30 июля 1937 содержание основного направления  операции было зафиксировано в оперативном приказе наркома внутренних дел, утвержденного Политбюро ЦК ВКП(б) 31 июля того же года и получившего номер 00447[2]. Приказ определял круг лиц подлежащих репрессированию по двум категориям : по первой - путем расстрела, и по второй - путем заключения в ИТЛ на срок 8-10 лет, а в особых случаях в тюрьму на тот же срок. Каждой республике и области (всего 64 региона) были определены так называемые лимиты репрессирования : примерное количество лиц каждой категории. Эти лимиты не были взяты с потолка, а основывались на представленных НКВД предварительных подсчетах.  Всего предусматривалось репрессирование 268 950 тыс. человек, из них 75 950 - по первой категории. Допускалось уменьшение лимитов и перевод из одной категории в другую.

    Операция начиналась с 5-го, а в некоторых регионах с 10-го и 15-го августа 1937, и подлежала завершению в четырехмесячный срок, т.е. до 5-15 декабря 1937 г.

       После начала основной фазы операции к «немецкой» линии репрессирования национальных контрреволюционных контингентов добавились «польская» и «харбинская» линии.

   Порядок производства и рассмотрения дел существенно различались в зависимости от направления операции: если по приказу №00447 все было расписано от и до, начиная от количества репрессируемых и заканчивая вопросами отчетности, то содержание «национальных» приказов было куда скромнее. Главным различием являлся порядок репрессирования : по 00447-му приказу окончательный приговор выносила судебная тройка при местном НКВД-УНКВД, по нацприказам местная «двойка» (начальник НКВД-УНКВД и прокурор) составляла справки - альбомы на осужденных с разбивкой их по категориям, которые утверждались Особой Комиссией НКВД СССР (по сути Ежовым или Фриновским) и Прокурором СССР (Вышинским) - т.е. центральной «двойкой» и направлялись обратно для исполнения.

  

    В январе 1938 г. подводились итоги операции. В связи с этим 31 января на Политбюро было утверждено два решения. По первому из них в 21 регионе операция была продолжена до 15 марта, а в ДВК - до 1 апреля 1938. Этим регионам были выделены дополнительные лимиты (всего 57 200), в основном по первой категории (48 000). Во всех других регионах, где не успели по старым лимитам закончить операцию, работа троек продлевалась до 15 февраля 1938. В другом решении, касающегося национального направления операции, разрешалось НКВД продолжить до 15 апреля 1938г. все национальные операции по существующему порядку (т.е. «двойками»).

   Документальные следы и результаты проведения Операции

   В деле, которое получило огромный мировой общественный и политический резонанс и прочно закрепилось в массовом сознании людей, ситуация с документами и прочими материальными следами, касающихся проведения Операции, выглядит не самым лучшим образом.

   Если идти с самого начала, посмотрим, например, на выписку из решения ПБ от 2 июля 1937 - «документальное подтверждение» запуска Операции:

  Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму:

«Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, - являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности.

ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.

ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке».

 Плохо уже то, что мы видим всего лишь выписку, а не сам протокол того заседания Политбюро (или хотя бы факт изъятия из него соответствующих листов). В таких серьезных делах, как «разоблачение тоталитаризма и массовых репрессий», подобного рода выписки сами по себе могут что-то доказать только впечатлительным школьникам. Далее, это решение предписывало «послать секретарям… телеграмму следующего содержания..». Соответственно, должны сохраниться как минимум несколько десятков таких телеграмм, с датами расшифровки, получения и т.п. Где эти телеграммы - неизвестно. Это что касается внешних, формальных недостатков. По содержательной части решение вызывает также ряд вопросов. Складывается впечатление, что оно относится к началу 30-х годов :

1)  речь идет только о кулаках и уголовниках;

2)  речь идет о расстрелах и высылке (а не о заключении в ИТЛ);

3)  предлагается представить состав троек (но откуда в 1937 г. секретари должны знать, кто вправе войти в тройку? А в 1930 г. ОГПУ действительно предписывало «состав "тройки" выслать на утверждение Коллегии ОГПУ»);

     4)  упоминаются «представители НКВД» (а вот представители ОГПУ в начале 30-х действительно существовали, - на местах были полпредства - ПП ОГПУ)

   Кроме того, непонятно, зачем было давать столь прямолинейный и открытый текст, когда достаточно было только запросить сведения и данные для последущих развернутых указаний.

    31 июля был утвержден оперативный приказ наркома внутренних дел - главный нормативный акт Операции.  Реализация одного лишь этого приказа №00447 должна была произвести на свет огромное количество документов, из них можно назвать, например :

1)  Списки на арест, подписанные начальниками оперативных групп, и в 2-х экземплярах направленные на утверждение в территориальный орган НКВД. Начальник территориального органа НКВД санкционировал список, и на основании этой санкции оформлялись «ордера на арест».

2)  Следственное дело на каждого арестованного или группу арестованных. К делу должны быть приобщены протоколы обязательного обыска при каждом аресте, протоколы допросов, обвинительное заключение и другие материалы

3)  Протоколы заседаний троек, в которых записываются также и приговоры в отношении каждого арестованного;

4)  Заверенные выписки из протоколов заседаний троек и специальные предписания председателей троек для исполнения приговора.

5)  Документы об исполнении приговоров, приобщенные к делу в отдельных конвертах;

6)  Указания наркома внутренних дел СССР о порядке направления осужденных в лагеря и наряды, сообщаемые ГУЛагом для отправки репрессированных по второй категории;

7)  Учетные карточки по форме №1, высланные вместе с протоколами и следственными делами в адрес 8 отдела ГУГБ НКВД СССР;

8)  Телеграфные донесения о ходе проведения операции пятидневными сводками, а также почтовые донесения;

9)  Запросы начальниками территориальных органов НКВД санкции наркома внутренних дел СССР на начало репрессирования по второй категории, и, соответственно, указания наркома о начале репрессирования по второй категории;

10)   Мотивированные ходатайства перед наркомом внутренних дел СССР об увеличении лимитов на репрессирование, представленные начальниками территориальных органов НКВД.

   Некоторые из перечисленных документов открыты и публикуются, о некоторых ничего неизвестно. Самые главные материалы по репрессиям - следственные дела на арестованных - являются недоступными. Однако это не мешает говорить о «необоснованных» репрессиях, хотя для вывода об обоснованности или необоснованности той или иной меры не помешало бы посмотреть на следственные материалы.

   Протоколы троек не представляют большого секрета, но вместе с тем и большого интереса. По ним можно ориентировочно оценить количество репрессированных в ходе основной операции и узнать краткие сведения о каждом таком репрессированном. Для точной оценки расстрелянных все же лучше бы подошли акты об исполнении приговора и сводная статистика 8-го отдела ГУГБ.  

    

  Кроме этого, совершенно непонятно, почему приказ датируется 30-м июля, если только 31 числа на Политбюро был утвержден проект этого приказа. Проект никак не мог иметь номера действующего оперативного приказа, а если номер был получен после утверждения, тогда неясно, почему он датирован задним числом. Приказы НКВД, например, по национальным линиям всегда издавлись после утверждения на ПБ, и соответственно их дата не опережала дату утверждения.  

 

    В сентябре (непонятно, какого числа, так на очередной «выписке» стоит две даты: 5 и 15) 1938 г. Политбюро принимает следующее решение:

1. Принять предложение НКВД о передаче оставшихся нерассмотренных следственных дел на арестованных по к.р. национальным контингентам, согласно приказов НКВД СССР № № 00485, 00439 и 00593 - 1937 года и № 302 и 326 - 1938 года, на рассмотрение Особых Троек на местах.

2. Особые тройки образуются в составе: первого секретаря обкома, крайкома ВКБ(б) или ЦК нацкомпартий, начальника соответствующего Управления НКВД и Прокурора области, края, республики.

В Украинской и Казахской ССР и в Дальне-Восточном крае Особые тройки создаются по областям.

3. Особые тройки рассматривают дела в отношении лиц, арестованных только до 1-го августа 1938 года и заканчивают работу в 2-х месячный срок.

5. Предоставить право Особым тройкам выносить приговора в соответствии с приказом НКВД СССР № 00485 от 25-го августа 1937 года по первой и второй категориям, а также возвращать дела на доследование и выносить решения об освобождении обвиняемых из под стражи, если в делах нет достаточных материалов для осуждения обвиняемых.

6. Решения Особых троек по первой категории приводить в исполнение НЕМЕДЛЕННО

 

    Смысл этого решения вполне ясен : завершается национальное направление Операции и вместе с тем изменяется юрисдикционный орган, ее осуществляющий. Связано, видимо, это было с тем, что в центре не успевали обрабатывать материалы с мест, из-за чего возникла «очередь». Окончательное решение судьбы арестованных теперь осуществлялось не «центральной двойкой», а местной Особой тройкой. Правда, непонятно, что «особого» было в этих тройках, если совсем недавно существовали тройки в таком же составе (по «кулацкой» линии).

  

                  Дополнительные лимиты

   Вопрос о дополнительных лимитах плохо изучен, полной статистики по ним нет, в литературе приводятся лишь отрывочные и не вполне заслуживающие доверия сведения и пресловутые «выписки». Здесь можно отметить лишь одну странность, связанную с запросами и выдачей дополнительных лимитов. Вопреки приказу №00447 зачастую вместо мотивированных ходатайств перед наркомом внутренних дел члены троек слали свои немотивированные просьбы сразу в ЦК ВКП(б). При этом нередко запрос подписывал один секретарь местного комитета ВКП(б), хотя он являлся лишь членом тройки и не отвечал за ход операции. Неизвестно каким образом доводились до сведения просителей решения о выдаче или отказе в выдаче дополнительных лимитов: телеграммой по линии ЦК или изданием приказа по НКВД или еще в какой-либо форме.

            Численность приговоренных к расстрелу.

В рамках национальной линии операции лимиты на изъятие и ликвидацию соответствующих контингентов не определялись. Поскольку национальная линия осуществлялась не только «двойками», но и судами, а на завершающем этапе и Особыми тройками, а также неясно, велся ли аналогичный учету, установленному 447-м приказом, учет по национальной линии операции, неизвестно точное число приговоренных к расстрелу. Общество «Мемориал» называет цифру 247 157  приговоренных к ВМН по нацлиниям в 1937-1938 гг.[3] Причем ранее ими же называлась другая цифра – 172 830[4]. Для объективности можно исходить из большей.

     В рамках «кулацкой» операции лимит по первой категории составлял 75950 (1937г.)+48000 (1938г.) - 123 950 тыс. человек. Дополнительные лимиты выдавались не всем регионам, а в 1938 г. операция была продолжена только в 21 регионе из 64 первоначальных. С учетом дополнительных лимитов число приговоренных к ВМН можно оценить в 200, максимум 250 тыс. человек.

     Таким образом,  проведенная массовая операция захватывает в сумме 450-500 тыс. приговоренных к высшей мере наказания. Остается еще около 200 тыс. приговоренных, по которым принимали решения не тройки и не «двойки». С учетом того, что Особое Совещание при наркоме внутренних дел в те годы не выносило смертных приговоров, это количество приходится на деятельность судов, их спецколлегий и трибуналов. Однако, судя по Справке, суды осудили около 180 тыс. человек всего, и очень маловероятно, чтобы каждый их приговор был к смертной казни (например, в 1937 г. спецколлегиями приговорено к ВМН 1297 человек из 45 тысяч осужденных, Военной коллегией Верховного Суда СССР за 1937-1938 гг. приговорено  к ВМН около 30 тысяч из 38 тысяч[5]).  Данное обстоятельство дает основание усмотреть известную нестыковку в статистических данных, особенно если учитывать шаткость 247-тысячной цифры жертв национальной операции.

     Другой, более необъяснимой нестыковкой является следующее обстоятельство. Согласно Справке к лишению свободы в ИТЛ, ИТК и тюрьмах за два года осуждено около 635 тыс. человек, однако по гулаговской статистике только в ИТЛ в 1937 году поступило 539 923 заключенных (освобождено 364 тыс.), в 1938 - 600 724 (освобождено 280 тыс.). Кроме того, за 1937-1938 год увеличилось и число отбывающих наказание в ИТК и тюрьмах.  Кем были осуждены «лишние» сотни тысяч оказавшихся в лагерях и тюрьмах людей? В качестве одной из версий можно предположить, что в лагерях находилась часть мнимых осужденных к ВМН, а число фактически расстрелянных в 1937-1938 гг. на самом деле гораздо меньше, чем это следует из официальной статистики. Учитывая, что И. Сталин придавал уголовной угрозе большее значение, чем реальному репрессированию, данные выводы не столь уж невероятны.

Михаил Позднов.